Балкарцы в Кабардино-Балкарии: 25 лет спустя Известный эксперт по Северному Кавказу Денис Соколов об «этническом движении» в КБР

Фото: news.mail.ru

«Балкарское национальное движение всегда отражало суть политических процессов в целом в республике... Именно лидеры стотысячного балкарского населения, а не полумиллионного кабардинского, сформулировали в КБР ключевые социально-политические требования, под флагом реализации которых будут проходить следующие десятилетия... «Этнический» протест сегодня – это модель завтрашнего масштабного социального протеста, к которому присоединятся и кабардинские, и русские, и любые другие фермеры и городские жители».

«Кавказская политика» предлагает вниманию читателей статью известного эксперта по Северному Кавказу Дениса Соколова. Руководитель «Исследовательского центра RAMCOM» обозначает основные вехи балкарского этнического движения в КБР, становление которого происходило на фоне социально-экономических катаклизмов и обострения политической борьбы.

Следует оговориться, что это лишь предварительные наброски. Погружение в тему, безусловно, потребует обращения к черкесскому вопросу и более развернутого изложения каждого из тезисов. Однако актуальность самой ретроспективы событий 25-летнего периода не вызывает у нас сомнений. Сокращение бюджетных потоков, похоже, серьезно изменит правила игры в регионе. На пороге новой реальности полезно оглянуться назад, чтобы извлечь уроки из недавнего прошлого. 
Четыре этапа балкарского движения
Балкарская этничность вопреки нарративам самих балкарцев, экспертов и этнографов, много писавших и пишущих на эту тему, а также «соседей-спарринг-партнеров» кабардинцев, никогда не была непрерывной. Это была и есть череда социально-политических конструкций в разной степени укоренных в народе, использующих разные символы, или по-разному использующих одни и те же символы (земля, независимость, тюркские и аланские корни, справедливость и т.д.). Другими словами – на протяжении 25 лет разными поколениями балкарских активистов было создано как минимум четыре различных Балкарии.
В каком-то смысле здесь термин «этничность» находится в том же положении, что и термин «традиционность», которая якобы вступает в конфликт с модерном, оформляя, таким образом, главный разлом трансформирующегося общества. Но на поверку традиция оказывается всегда разной, ускользающей, а попытки определить модернизацию тоже нельзя назвать успешными. И это было бы полбеды. Часто результатом модернизации и оказываются новые традиции.

Часто результатом модернизации и оказываются новые традиции

То же касается и этничности, например – балкарскости. «Ежедневный плебисцит», общенародное актуальное мнение о том, кто такой балкарец и что означает быть балкарским лидером, кардинально поменялось за последние 25 лет несколько раз, и всякий раз оно конструировалось для разных целей и совершенно разными людьми. Только язык, земля и общность (хотя и изменчивая) процессов социализации остаются константами.
Так получилось, что балкарское национальное движение всегда отражало суть политических процессов в целом в республике, как через увеличительное стекло. Задача этой статьи – предложить вариант классификации  «балкарских национальных мобилизаций», расположив их в хронологическом порядке. Но сначала несколько предварительных замечаний.
С языком все более или менее понятно. В отличие от территориального вопроса. Практически все новые балкарские движения начинались с карт. Создавалась карта Балкарии. На ней, например, обозначались изъятые земли. Если земли были изъяты республикой, это все равно воспринималось как этническая дискриминация — отчуждение в пользу кабардинской элиты, «в среде которой балкарцы перестают быть балкарцами».
Экономическая и политическая основы этнического дизайна всегда были сложными, интересы мобилизуемых на различные акции участников редко совпадали с интересами реальных бенефициариев этих мобилизаций. Такая сложность служила поводом для критики как балкарского движения в целом, так и отдельных его лидеров.
Тем не менее именно лидеры стотысячного балкарского населения, а не полумиллионного кабардинского, сформулировали ключевые социально-политические требования, под флагом реализации которых, похоже, будут проходить следующие десятилетия.  Это возвращение родовых и общинных земель, отчужденных в пользу новых «латифундистов» за первые 25 лет после ликвидации колхозной собственности, и передача властных полномочий на сельский уровень. По сути, это требование реституции,  реального местного самоуправления и естественной смены элит.
Кабардинские же активисты, в силу включенности через патрон-клиентские сети в интересы региональной элиты, часто оказывались в роли штрейкбрехеров. Единственный, кто реагировал на смену политической конъюнктуры и с риском для собственной политической карьеры  даже поддерживал инициативы балкарских лидеров – это герой Абхазии Ибрагим Яганов.
У него часто бывали трудности с социальной базой, часто его просто не понимали. Вообще, ряд факторов, которые здесь обсуждаться не будут, консолидируют кабардинцев вокруг собственной элиты и социальные интересы отступают на второй план. Как бы там ни было, в земельном вопросе и вопросах развития местного самоуправления кабардинские общественные деятели идут в фарватере балкарских движений.

В земельном вопросе кабардинские общественные деятели идут в фарватере балкарских движений

Итак, балкарское этническое движение можно разделить на четыре периода:
1960-е – 1992 гг. – период становления и институционализации национальной интеллигенции;
На фото: распределение земель

1992 – 1998 гг. – эпоха союза советской номенклатуры и организованной преступности;

1999 – 2010 гг. – период возникновения новой аристократии и маргинализации организованной преступности на фоне роста цен на нефть;
2008 – 2014 гг. – период формирования сословного общества, мобилизация населения вокруг земельного вопроса (земли под застройку, сельскохозяйственные земли, земли под коммерческую недвижимость), местного самоуправления и доступа к правосудию.
Национальная интеллигенция
Первый период, «интеллигентной национальной мобилизации», – это время, когда лидерами народов становились советские национальные интеллектуалы. Начиная с оттепели 1960-х, национальная интеллигенция отвоевывала себе место в советской иерархической системе, и к концу 1980-х художники, профессора, особенно историки, получили право говорить от лица народа.
Это были люди с навыками думать, говорить и писать, которые в условиях свободы слова, когда публикации в газетах и митинги заменили на время коллективные письма и аппаратную борьбу, оказались властителями дум так быстро, что косноязычная и консервативная советская номенклатура сразу проиграла публичное политическое пространство.
Наступило время романтиков. В состав правления «Ныгъыш», кроме Махти Темиржанова, доцента кафедры «Тракторы и автомобили» КАБМАМИ и кооператора Хусея Байсиева, входили исключительно филологи, историки, литераторы и журналисты, такие как Бахаудин Этезов, работавший редактором балкарских передач на радио.
Как пишет в предисловии к своему блестящему историческому труду Борис Темукуев: «28 марта 2002 года бывший премьер-министр Кабардино-Балкарской Республики Георгий Черкесов в интервью местному телевидению по случаю праздника Возрождения балкарского народа сказал, что сепаратистские выступления балкарцев начались с невинных экологических статей Бориса Темукуева, истинный смысл которых мы тогда не поняли и не сумели своевременно его остановить».
К концу 1980-х, когда СССР уже рушился, но еще не было экономических интересов, сложившихся только в первой пятилетке 1990-х, именно национальная интеллигенция подняла вопрос об автономии Балкарии.
Но уже вскоре, в самом начале 1990-х, кроме независимости, свободы и демократии на повестке дня оказался вопрос о том, кто и по каким правилам будет распродавать колхозное имущество, контролировать поток контрабанды, приватизировать и распродавать промышленные предприятия. То есть встал ребром вопрос власти.
В результате номенклатура и организованная преступность оказались союзниками, романтики проиграли и были отодвинуты в тень. Тем не менее балкарское движение, уже в виде НСБН, несмотря на все попытки его развалить, продержалось до 1996 года.

Номенклатура и организованная преступность оказались союзниками, романтики проиграли 

Уже с начала 1990-х годов «балкарский политический ресурс» активно обменивался на кресла в правительстве, должности глав районов, а затем и места в Верховном совете РФ, Государственной думе, республиканском парламенте. В итоге до 2012 года балкарская политика оставалась фрагментом борьбы кабардинских политических тяжеловесов за власть. Сначала Валерий Коков, первый президент республики, выигрывал, опираясь на балкарцев, потом Валерий Карданов, используя «балкарский вопрос», мешал политическому бизнесу Арсена Канокова.
Партхозактив и бандиты
«Интеллигентный» период закончился в 1991-1993-х годах. Когда сформировалась окончательно (после расстрела в 1993 году парламента) в стране и республиках та группа, которая управляла «капитализацией» промышленного и колхозного имущества. Она выглядела как союз криминализованной еще при позднем СССР номенклатуры (из председателей колхозов, республиканских чиновников и представителей правоохранительных органов) и собственно лидеров организованной преступности. Эти две группы научились действовать сообща еще в условиях административного рынка брежневской эпохи.
Второй период – время бандитов и номенклатуры — вывел в свет других героев, в руках которых оказался «балкарский вопрос». Много сказано и написано про Куанча Бабаева, балкарца, одного из главных криминальных авторитетов в республике в 1990-х, начале 2000-х годов. Личность противоречивая и драматическая. Это было время борьбы за власть и финансовые потоки. Будь то «балкарские деньги», выплаченные в качестве реабилитации, средства на развитие СЭЗ, распродажа колхозного имущества (особенно техники, КРС и овец) или распил металла с Тырныаузского ГОК.
Говорят еще о «времени племянников». В этой мутной воде получить контроль над хорошим активом или пулю в лоб было почти равновероятно. Сами представители номенклатуры и их дети осторожничали, но при административной и финансовой поддержке на первый план выходили племянники, одноклассники, братья и т.д.

Во время борьбы за власть получить контроль над хорошим активом или пулю в лоб было почти равновероятно

В этот период особенно драматичным стал запрет на паевую приватизацию колхозной земли, осуществленный президентом республики Валерием Коковым в 1992 году, практически вручную. Рассказывают о ночных звонках главам районов с запретом назавтра выдавать приготовленные уже паевые книжки. Впоследствии этот запрет был закреплен парламентом в виде моратория на частную собственность на землю сроком на 49 лет.
Но все эти перераспределения активов, точнее – их первичное распределение, не были предметом общественной дискуссии. Люди как то выживали – на заработках, перестраиваясь на торговлю и сервис, работали на приусадебных участках. Кто-то боролся со скотокрадством силовыми методами, кто-то участвовал в разграблении колхозного имущества, кто-то торговал спиртом и другой контрабандой.
Конец организованной преступности?
К концу этого периода конкуренция между бандитами и чиновниками за власть не то, чтобы обострилась, но пришло время определяться – кто в доме хозяин. Бандитов, на плечах которых были приватизированы земли, разворован скот и государственное имущество, пришло время ликвидировать.
В живых оставили управляемых национальных героев, вроде Куанча, который в 2003 году погиб в результате несчастного случая. В целом организованная преступность была «зачищена» правоохранительными органами, которые в республике тогда возглавлял Хачим Шогенов, обязанный своей карьерой Валерию Кокову.

На фото: Нальчик. 2005 год

Этот же глава МВД в КБР прославился жестким прессингом мусульман. Возможно, именно его методы давления привели к тому, что на путь вооруженного джихада встали такие религиозные интеллектуалы как Анзор Астемиров и Муса Мукожев, в итоге расплатившиеся жизнью за свой выбор.
Ушедшие в лес мусульмане не без участия представителей политических элит и правоохранительных органов функционально заменили «блатных». Более эффективные, потому что идейные, и менее опасные политически так называемые «лесные» легко подвинули «традиционный» криминал.

 «Лесные» пришли на смену «блатным» не без участия представителей политических элит и силовиков

По свидетельствам очевидцев, в Эльбрусском районе в результате серии силовых конфликтов власть над улицей и криминальными деньгами ГОК, гостиничного бизнеса и левых доходов с ККД перешла от «блатных» к «джамаатским» между 2003 и 2005 годами.
Тогда амиром района стал Джамал Хаджиев из села «Былым». В прошлом – спортсмен-боксер, тренер, активный участник Тырныазуской группы «силовых предпринимателей». С середины 1990-х он становился все более религиозным, сначала учился у имама Былымской мечети, выпускника медресе в Бухаре. Потом увлекся проповедями Багаутдина Магомеда Кебедова из Дагестана, объявившего шариат в нескольких селах Цумадинского района Дагестана, что и спровоцировало вторую чеченскую войну.
По некоторым данным, Джамал был союзником администрации в борьбе с национальными балкарскими лидерами, способствовал удалению Хызыра Макитова с должности главы Эльбрусского района и был близок к убитому в Москве Альберту Назранову, одному из главных «распорядителей» Арсена Канокова. В итоге Хаджиев был убит в 2010 году.
Бунт сельских глав и ССБН
Третий период — примерно 1999-2010 гг. – время становления настоящего сословного общества на Северном Кавказе, да и в целом в Российской Федерации. Формируются республиканские элиты, распоряжающиеся растущими бюджетными финансовыми потоками, приватизировавшие государственные институты, правоохранительные органы и даже борьбу с терроризмом и экстремизмом.
Можно с большой долей уверенности утверждать, что эскалация насилия на Северном Кавказе вообще и в Кабардино-Балкарии в частности, включающая не только террор по отношению к предпринимателям и милиционерам, общественным и этническим активистам, – это функция растущего неравенства, судебного и правоохранительного произвола и жестокой политической борьбы внутри элит за финансовые потоки.
Косвенным подтверждением этого является то, что как только борьба за власть в республике между Каноковым и Кардановым была прекращена, борьба за ресурсы развития между администрацией Канокова и КСК Ахмеда Билалова сошла на нет (Билалов покинул пост и страну, Каноков перешел на работу в Совет федерации, такие активные игроки, как Альберт Назранов, были нейтрализованы), а финансовые потоки перестали расти и стали уменьшаться, терроризм и экстремизм почти прекратились. В этом смысле деятельность Юрия Кокова на должности главы республики может оцениваться как исключительно конструктивная.
Параллельно формированию этой новой аристократии шла борьба за то, кто в нее войдет. Для многих глав балкарских сел и районов интересы населения, которое их выбрало, и интересы бюрократии оказались несовместимыми. Это уже было при Канокове. Впервые земельный вопрос возникает не только, как символический, но как практический вопрос десятков тысяч домохозяйств.

Для многих глав балкарских сел и районов интересы населения и бюрократии оказались несовместимыми

Кто-то выбрал интересы населения, кто-то предпочел войти в состав нарождающейся аристократии. В 2007 году пост главы «Безенги» покинул Мурадин Рахаев, умудрившийся через аукцион раздать землю населению, обойдя, таким образом, запрет на приватизацию.
Ранее, в 2005-м, был убит глава «Хасаньи» Артур Зокаев, не пожелавший согласиться с ликвидацией сельского муниципалитета как политической единицы при вхождении в Нальчик. Сменились главы Эльбрусского района, «Аксу», «Верхней Балкарии». В это же время и как медийный политический проект, и как основной инструмент формирования балкарской идентичности большую роль играет  «Совет старейшин балкарского народа» (ССБН).
На фото: Мурадин Рахаев
Смесь политической борьбы и борьбы социальной проявилась в этот период и в эклектике форм. Так, наряду с судебными исками против межселенных территорий, попытками раздать людям земли, сохранить политический статус «Хасаньи» и «Белой Речки», были и такие события, как противостояние у «Кенделена» в сентябре 2008 года. Когда жители села и поспешившие к ним на помощь балкарцы со всей республики остановили конный пробег, посвященный 300-летию победы Кабарды в Канжальской битве, чтобы не дать установить памятную стелу на балкарской земле.
Закончился этот период закреплением межселенных территорий через закон об отгонном животноводстве и включением «Хасаньи» и «Белой Речки» в состав Нальчика наряду с другими поселками. А также передачей большинством балкарских сел права распоряжения землей в районы, полностью управляемые республиканской администрацией.
Правда, поселку «Эльбрус» во главе с Узеиром Курдановым удалось делегитимизировать межселенные территории через Конституционный суд. Но «Эльбрус» и его глава – случай уникальный. Им единственным удалось полностью раздать землю в черте поселения, и при этом в целом удержать гостиничный бизнес, хотя годичная КТО и отбросила отельеров на годы назад. Тем не менее время сельских глав и ССБН, который был признан экстремистской организацией, завершилось.
Два мира 2010-х
Таким образом, формирование новой номенклатуры почти завершено, главы сел в нее не вошли.  Формальные и неформальные институты, определяющие новый социальный порядок, закрепляют не только неравенство, но и право санкционировать собственность и насилие в руках олигополии.
Общество четко разделено на два мира. Политическая элита, которая имеет доступ к бюджетным деньгам, сосредоточившая в своих руках судебную, административную, законодательную власть и основные медийные ресурсы. И большинство населения, которое все в большей степени оказывается предоставлено само себе.
Четвертый период – это время таких активистов, как Мурадин Рахаев. В их арсенале – голодовки на Манежной площади, митинги и нечто новое – самозахваты бывших сельских или колхозных земель.
На смену внутриэлитным конфликтам постепенно пришли конфликты социальные, даже межсословные. Структурная дискриминация балкарцев состоит в том, что политическая элита в КБР преимущественно кабардинская, в то время как большая часть балкарского населения оказалась стороной социального протеста. Этот социальный протест строится вокруг земли, как и почти все протесты на Северном Кавказе.
Активность протестных движений населения, направленных на возврат земельных активов, часто законно, но в высшей степени несправедливо присвоенных небольшой группой «олигархов», будет расти. По нескольким причинам.
Прекращение роста и начало падения цен на нефть обострит потребность в земле – другие способы заработка, кроме сельского хозяйства, будут сходить на нет. Как для элиты, так и для простых крестьян.

Прекращение роста и начало падения цен на нефть обострит потребность в земле

У новой аристократии сократятся финансовые возможности для покупки лояльности активных граждан и обеспечения силового обеспечения собственного господства.
Миграционные потоки в Москву и другие крупные города приостанавливаются, так как строительство и торговля переживают спад.
Переломный момент наступит тогда, когда в производстве типа былымской капусты, кахунских помидор, городских и сельских швейных мануфактур Баксана, фруктовых садов «Кенже» и «Верхней Балкарии», откорма в «Кменомостском» и заготовке сена в «Хабезе» окажется задействовано больше людей и ресурсов, чем в государственном секторе, полиции и бюджетных теплицах и животноводческих комплексах.
Ничего нового – земля крестьянам, фабрики капиталистам, доступные суды и народная милиция. Балкарский «этнический» протест сегодня – это модель завтрашнего масштабного социального протеста, к которому присоединятся и кабардинские, и русские, и любые другие фермеры и городские жители.
Тем не менее, если новая администрация, как позволяют надеяться события вокруг «Белой Речки» (зарегистрирован ЖСК, который позволяет после распоряжении о выделении земель ввести захваченные земли в правовое поле) сможет аккуратно разрешать противоречия, то политической эскалации удастся избежать и кризис ближайшего десятилетия будет вполне управляемым.